|
Концепция
ограниченного разума
В основе концепции историка Грушевского лежало то, что, как он ни присматривался к историческому прошлому Украины, он
не смог заметить ни малейшего намека на то, что
Киевская Русь была колыбелью культуры трех братских народов: русского,
украинского и белорусского.
Более того: по Грушевскому, никакого русского и никакого белорусского народов никогда не было и не будет, а те народы, которые объединились около Москвы и Минска,- это все украинцы, которые или изменили «неньке Украине», или были насильно от нее оторваны и русифицированы и
белорусифицированы.
Таким образом, остается только одно: дерусифицировать и дебелорусифицировать эти народы,- и будет повсюду Украина.
Для этого жил и писал историю
Грушевский.
Все это накрепко усвоили его
последователи.
Но на этом они не остановились.
К этой концепции они добавили немало и
своего.
Кое-кто из них доказывает, что чистокровно арийская немецкая раса
народилась на острове Хортица и уже оттуда переселилась в Германию, основав по
дороге город Лемберг, теперь Львов.
Когда арийскую
расу скапустили, у грушевченок появились исторические доказательства, что и
английская и американская оккупационные зоны
тоже возникли на бывшей Украине, и
поэтому, мол, с исторической точки зрения
совершенно естественно, что бывшие украинско-немецкие, а теперь ктобольшедаст-националисты в последнее время
обосновались в вышеназванных зонах и усовершенствуют
профессию Иуды Искариотского.
Далее историки-грушенковцы реконцептируют свою концепцию так.
Украинцы уже за четыре столетия до нашей эры владели Византией, и Александр Македонский на самом деле был украинский гетман Александр Македонченко.
Он вскочил на коня своего Буцефала и крикнул:
- Хлопцы, за
мной!
Хлопцы сели на коней, и гетман Александр Македонченко повел их на
Персию, где изрубил в капусту персидского царя
Одария.
Тогда Украина расширилась далеко на восток и сукраинизировала Индию, Индонезию и остров Целебес.
В это время сечевики-запорожцы проскочили на «чайках» через Баб-эль-Мандебский пролив, вырыли Суэцкий канал и ударили прямо вперед, чтобы захватить Сингапурские хутора.
А
дороги не знали.
Выскочили они из Суэцкого канала, встретили туземца:
- Куда тут на Сингапурские хутора?-спрашивают.
А туземец
по-украински не знает.
Что-то такое на пальцах показывает, а
казаки-запорожцы не понимают. Атаман
скомандовал:
- Возвращайтесь, хлопцы,
в Великий Луг,
потому что тут все янычары!
По-нашему ни мур-мур! Ко всем чертям
Сингапурские хутора! Еще заблудимся!
Сингапурские хутора тогда захватила Англо-Саксония.
Изрубив в капусту персидского царя Одария, украинский гетман Александр Македонченко украинизировал, как уже было сказано, Азию и повернул к Египту.
В Египте украинцы построили Хеопсову пирамиду и решили было основать на Ниле Нильскую Сечь, но испугались крокодилов и не основали.
Кое-кто из украинцев остался в Египте фараонить, а кое-кто погнал на Черкасщину египетского бугая Аписа, от которого и пошла порода серых украинских волов, которыми-то и «пахал мужик край дороги»...
Так и шла история Украины, вплоть до того времени, пока настоящие украинцы обосновались в американской и английской
оккупационных зонах, где и основали свою самостийную
державу с государственным бюджетом в сумме
тридцать серебряных рублей.
Последний раздел своей истории Украины последователи Грушевского пишут на тему «Украинизация Алжира, и была ли у алжирского бея под носом шишка?»
1946
Великомученик Остап
Вишня
Будучи во Львове, я
узнал, что украинско-немецкие националистические газеты подняли шумиху вокруг
того, что якобы меня, Остапа Вишню, замучили большевики. Так вот слушайте, как это было на самом
деле.
Очень сильно они его мучили. И особенно один: сам черный, глаза белесые, и в руках у него кинжал, из чистейшего
закаленного национального вопроса выкованный.
Острый-преострый кинжал. «Ну,- думает Остап,- пропал!» Поглядел на него тот
черный и спрашивает:
- Звать тебя
как?
- Остап,- говорит.
- Украинец?
- Украинец,- говорит.
Как ударит он
рукояткой в святая святых его национального «я» - Остап только вякнул. И душа
его чирик-чирик и хотела
вылететь, а тот черный его душу за душу, придавил
и давай допрашивать.
- Признавайся,-
говорит,- что хотел на всю Великороссию синие штаны надеть.
- Признаюсь,-
говорит Остап.
- Признавайся,- говорит
черный,- что всем говорил, что Пушкин - не Пушкин, а Тарас Шевченко.
- Говорил,- отвечает.
- Кто написал «Я помню
чудное мгновенье»?
- Шевченко,-
говорит Остап.
- А «Садок вишневый коло
хаты»?
- Шевченко,- говорит
Остап.
- А «Евгений Онегин»?
- Шевченко,- говорит.
- А-а-а! А что Пушкин
написал? Говори!
- Не было,- говорит,-
никакого Пушкина. И не будет. Один раз,-
говорит,- что-то такое будто появилось,
а когда присмотрелись - женщина оказалась. «Капитанская дочка»
называется.
- А Лев Толстой? А
Достоевский?
- Что ж,- говорит
Остап,- Лев Толстой! Списал «Войну и мир» у нашего Руданского. А Достоевский - подумаешь, писатель!
Сделал «Преступление», а «Наказание» сам суд придумал.
- А вообще,- спрашивает
черный,- Россию признаешь?
- В этнографических,- говорит,- границах.
- В каких?
- От улицы Горького до
Покровки. А Маросейка - это уже Украина.
- И истории не
признаешь?
- Какая,- говорит,- там
история, если Екатерина Великая - это
же переодетый кошевой войска
Запорожского низового Иван Бровко.
- А кого же ты,-
кричит,- признаешь?
- Признаю,- говорит,- «самостийную» Украину. Чтобы
гетман,- говорит,- был в широких штанах и в полуботковской сорочке. И чтобы все министры были только на «ра».
Петлюра, Бандера, Немчура.
Двоих
только министров,- говорит,- еще могу
допустить, одного на «ик», а другого
на «юк»: Мельник и Индюк.
- Расстрелять! -
кричит.- Расстрелять, как такого уже националиста, что и Петлюру перепетлюрил
и Бандеру перебандерил.
Ну и расстреляли.
Такого писателя
замордовали! Как он писал! Бож-ж-же ж наш, как он писал! Разве он, думаете, так
писал,
как другие пишут? Думаете, он писал обыкновенным пером и чернилами? И на
обыкновенной бумаге? Да где это вы видели? Он берет, бывало, шампур - заостренную палочку аля
галушек, - в черную сметану обмакнет и на
тонюсеньких-претонюсеньких пшеничных коржах пишет. Пишет, лепешкой промокает и все
время напевает:
«Дам лиха закаблукам, закаблукам лиха дам». А в случае не очень уж смешно выходит,
тогда как гаркнет на жену: «Жинка! Щекочи меня, чтоб смешнее выходило!»
И такого писателя
расстреляли!
Попервоначалу ему
было очень скучно.
Пока был жив, забежит,
бывало, к Рыльскому или к Сосюре, опорожнят одну-другую поэму, ассонансом закусывая.
Или они к нему заскочат, жена, смотришь, какую-никакую юмореску на сале или там
на масле поджарит - жизнь шла!
А расстрелянный - куда пойдешь?
Одна дорога - на небо!
А там уж куда решат: в рай или в ад.
Первые сорок дней
душа поблизости моталась. А когда она уже собралась в «обитель горнюю»,- увязался и он за нею.
В небесном отделе кадров заполнил анкету.
Зав посмотрел.
- Великомученик?
-
Сильный,- говорит,- великомученик.
-
За Украину?
-
За нее,- говорит,- за матинку.
-
В рай!
Перед раем, как водится,
санобработка. Ну, там постригли, побрили.
- Не брейте,- просит
Остап,- ус запорожский, а то потом,- говорит,- трудно будет
национальность определить, поелику (вспомнил-таки, хвала Богу!),
поелику,-
говорит,- оселедец сам вылез...
- Так в какой же вас,-
спрашивает завраспред,- рай? Общий? Или, может, в отдельный
предпочитаете?
- А разве
у вас теперь,- спрашивает,- не
один рай?
- Нет. Прежде был один,
общий для всех, а нынче разные рай пошли.
- Слава тебе, Господи!-говорит
Остап.- Наконец-то! А я,- говорит,- боялся, что придется в одном раю с россиянами быть.
Мне,- говорит,- в наш рай. Самостийный.
Автокефальный.
- Пожалуйста! - говорит завраспред.
Приводят Остапа в самостийный рай. Взглянул - и
сердце забилось-затрепетало. Сплошной вишенник и весь в цвету. Любисток.
Рута-мята. Крещатый барвинок. Васильки. Чебрец. Евшан-зелье. Течет
речка-ручеек. Стоит явор над водою. Над яром дуб склонился. По ту сторону гора, по
эту другая. Камыши. Осока.
И в том раю на вишневой веточке соловушка щебетал.
- Кто- Курский? - спрашивает Остап.
- Курский
?
- Соловей,- спрашивает,- курский?
Райская гурия в
кубовой плахте сразу же подбоченилась:
- Что
вы, пане, трясця вашей матери, с ума
спятили, что ли? Какой-такой курский соловей? Чтобы
в украинском раю да курский соловей... Да тысячу чертей в душу тому, кто
только подумать так может!.. Да повылазили б у
него глаза, кто
это увидеть может!
Да триста ему на пуп болячек-пампушек! Да...
Подбегает вторая, в
китайчатой паневе, красным поясом перехваченной.
-Ой, лышенько мое, не умею так лаяться, как моя кумася...
-Наш
рай,- сразу же убедился Остап.
- Да ты знаешь,
бешиха /прим. рожа, воспаление / тебе
в живот, что мы, как
только отавтокефалились, всех курских соловьев изничтожили. Да ты знаешь, что
в нашем раю имеет право петь только тот соловей, который вылупился не
далее пяти
верст от Белгорода? А ты - курский! Да сто...
- Так это я,- Остап
говорит,- не с национальной, а с
орнитологической стороны...
- То-то оно и есть!
Ходит Остап по раю,
осматривается.
- Ну до чего ж рай! Просто тебе рай, и баста!
Все в украинских
нарядах, играют на бандурах, лирах, на сопилках, в бубны бьют.
Танцуют гопак и метелицу.
Гурии живут в кладовушках;
чуток какую полюбил, так и в кладовушку.
Едят галушки,
вареники, сало, колбасы, капусту, лапшу, путрю из ячменя сладкого.
Пьют оковитую, варенуху и мед...
Ездят только на волах. На конях - только всадники-казаки.
Панов простолюдины
в ручку чмокают. Паны простой люд канчуком
вытягивают.
Национальность - только украинцы да
украинизированные немцы.
- И как же это вы так,-
спрашивает Вишня,- устроились? Кто вам помог?
- А это,- говорят,-
друзья наши, гестаповцы. Потому как это наш рай, самостийный и ни от кого не зависимый...
- А кто ж директором у
вас?
- Вакансия. Ждем нашего
дорогого потомка старинного казацкого рода Гитлеренко.
- А-а, ну тогда и я
здесь останусь,- говорит Остап.- Всю жизнь мечтал панам руки целовать. На земле не
довелось, хоть в раю натешусь.
И живет теперь Остап
Вишня в раю, в карты играет и дикую редьку-свербигу ест.
Вот самая что ни на
есть правдивейшая правда о подлинном Остапе Вишне.
А что ж это за Остап
Вишня, который и теперь в большевистских газетах пишет?
- Ну, ясно, это большевистская фальшивка.
По паспорту настоящая
фамилия теперешнего Остапа Вишни «Павел (через ять) Михайлович Губенков». Из Рязанской области,
хотя некоторые утверждают, что он в действительности из Вильнюса и что мать его
- польский ксендз, а отец - знаменитый еврейский цадик. Последние сведения не
проверены. Внешне он выглядит так: рыжая бородка клинышком, весь в лаптях, три раза в день ест тюрю
и беспрестанно бренчит на балалайке, припевая «Во саду ли, в огороде».
Как напишет
что-нибудь в газету, сразу бежит к Днепру и пьет из Днепра воду: Днепр хочет
выпить.
Вот кто такой нынешний Остап Вишня.
...Выпьем...
извиняйте... помолимся, господа, за упокой душеньки великомученика Остапа Вишни.
Да будет ему земля пером!
Самопишущим.
1945
Остап Вишня. Сочинения Т. 2.
OCR "Украина Шенгенская"
См. также |
