[an error occurred while processing this directive] [an error occurred while processing this directive]
На главную страницу

СЛОВО ЦЕРКВИ

СвященноначалиеМонастыри и епархииМирянеНаследники Царства

РАССЫЛКА
Русское Воскресение

Обновления сайта "Стояние за Истину" 
и других страниц 
и разделов сервера "Русское Воскресение", выходит еженедельно


БАННЕРЫ
православных сайтов

СЧЕТЧИКИ

Rambler's Top100
TopList
liveinternet.ru: показано число просмотров и посетителей за 24 часа
ЧИСТЫЙ ИНТЕРНЕТ - logoSlovo.RU

Поиск

Искомое.ru

Украинские БАННЕРЫ

Поиск




uaportal.com

Украина Православная. Официальный сайт Украинской Православной Церкви.

Редкие украинские исторические документы.

Каталог Православное Христианство.Ру

Reklama:

РЕЧЬ ИДЕТ ОБ ОППОЗИЦИИ ВОСТОК-ЗАПАД
Беседа с главным редактором журнала "Cинопсис", клириком греческого прихода св. вмч. Екатерины
г. Киева священником Петром Зуевым

Версия для печати

"Кровоточивою раною продолжает истощать Церковь раскол. Мы тяжело переживаем эту трагедию и всячески стремимся к единству. Мы ко всем людям относимся с любовью, как заповедал нам Господь, и к друзьям, и к недругам, и даже к раскольникам. Мы очень надеемся на объединение, но не такими способами, как планируют сегодня некоторые политики. Путь к единству только один - через строгое следование Преданию и канонам Церкви".
Из Рождественского Послания Предстоятеля Украинской Православной Церкви Митрополита Киевского и всея Украины ВЛАДИМИРА

- Какие причины лежат в основе современного раскола в Украинском Православии и существует ли реальная возможность его уврачевания?

- Если Вы позволите, я начну со второй части вопроса. Да, я думаю, что Церковь, Главою Которой есть всесовершенный Врач - Христос, безусловно обладает благодатной силой врачества, а значит существующий раскол может и должен быть уврачеван. Что же касается его глубинных причин, то здесь, как мне кажется, явственны два аспекта: внутренний и внешний.

Внутренний аспект - это характерное для нашего времени ослабление догматического сознания. Мы перестаем переживать церковное единство как таинство, перестаем дорожить этим единством как залогом нашего спасения, забывая о том, что Церковь - это таинственное бытие новой твари. Забываем о том, что вне единства, вне евхаристического общения с церковной полнотой - наше спасение уже невозможно, ибо наш образ бытия не сообразен горнему, не будучи отобразом бытия тринитарного, отобразом единения в любви…

И возникает раскол… Возникает раскол, а мы находим для него оправдание… Появляются какие-то иные, доминирующие над церковным единством ценности, и ради них некоторые христиане покидают ту церковную общину, к которой ранее принадлежали, и оказываются в ситуации, когда они лишены возможность пребывать в общении с Кафолической Церковью.

- Вы говорите «мы». Но разве мы находимся за пределами Церкви?

- Я имел в виду иное. Вы правы, в точном смысле слова оправдания для раскола находим не «мы», а «они». Но дело в том, что среди тех, кого мы привыкли называть в третьем лице, есть люди, лица которых нам хорошо знакомы. Эти люди были членами наших общин, молились вместе с нами, разделяли с нами радость Пасхи и Рождества… И вот теперь есть «мы» и «они» - Кафолическая Церковь и те, кто от нее отпал…

Здесь имеет смысл задуматься… «Их» вина бесспорна. «Они» покинули свои общины, «они» дерзнули противопоставить себя Церкви, «они» предпочли общению - опыт самотождественности… Но свидетельствует ли то, что «они» ушли, а «мы» остались, о том, что мы не несем в этой ситуации никакой ответственности за происшедшее? И можем ли мы сказать, что существующий раскол возник, так сказать, «сам собой», что догматическое сознание ослаблено только в схизматических юрисдикциях? Или, быть может, ослабление догматического сознания вообще характерно для нашего времени, а значит и для нас самих? Мы сами нередко воспринимаем догматы как безжизненные абстракции. Не только от «них», но и от тех, кто с «нами» нередко можно услышать мысль о том, что догматическое учение Церкви это суть не столь важное для спасения, и богословие это удел «профессионалов теологолов», а не «простых христиан». Западное пленение не прошло для нас бесследно. Не опознавая в «школьном богословии» выражения своего опыта, наше церковное сознание нередко вообще с большим подозрением относится к догмату. И в этом нет ничего удивительного, так как язык наших богословских работ до сих пор более созвучен языку Фомы и других схоластов, чем свят. Григорию Богослову. Поэтому, мне кажется, что в известном смысле раскол был бы невозможен, или, во всяком случае, был бы существенно минимизирован, если бы наше церковное сознание сохранило верность святоотеческой традиции богословствования и само понятие церковного единства всегда осмысливалось в перспективе троического богословия.

Схизма - это не «административное преступление», а трагедия. Трагедия для нас - ибо мы реально лишились «ушедшего», не имея возможности молитвенно участвовать в его бытии. И это величайшая, ни с чем не сравнимая трагедия для того, кто оказался вне общения с Церковной полнотой и стал насельником евангельской «тьмы внешней»… Человек призван к любви, призван к тому, чтобы изменить свою жизнь через причастность к «иной» жизни. Другими словами, «мы призваны в общение», как замечательно выразил саму сущность христианства один современный мыслитель. Но если общение невозможно вне Христа, то общение во Христе суть общение евхаристическое. Поэтому онтологическое общение возможно лишь между теми, кто состоит в общении молитв, вершиною которого есть общение в таинстве Евхаристии, когда Господь «нас же всех, от единаго Хлеба и Чаши причащающихся» воссоединяет «друг ко другу, во единаго Духа Святаго причастие».

Церковь - это Тело Христово. Христос не по одной видимости, а действительно стал человеком, действительно вознес наше естество, нашу человеческую природу одесную Славы. А значит и наше общение - общение в Таинстве Евхаристии - должно носить осязаемый, видимый характер. Евхаристическое общение должно быть осязаемо так же, как и воскресшее Тело Спасителя. А этого «осязаемого» общения между Православной полнотой и теми, кто находится в расколе - не существует. Его нет, и это, прежде всего, трагедия... Полнота Божественной любви открылась человеку во Христе. И если свидетель - это тот, кто приносит свидетельство, тот, кто в самом своем бытии есть образом той реальности, о которой он свидетельствует, - главным свидетелем Божественной Любви должен быть назван даже не сонм Христовых учеников, апостолов, мучеников и святых всех времен, а Сам Христос, Который, «будучи сияние славы и образ ипостаси» Отца, «совершил Собою» дело нашего спасения (см. Евр. 1,3).

Но мы знаем, что и при жизни этого Божественного Свидетеля в самой близком к Нему кругу Его учеников нашелся тот, кто исшел из горницы, где совершалась Евхаристия… Другими словами, любое, богодухновенное или даже Божественное свидетельство, оставляет человеку свободу это свидетельство не принять. Человек волен не принять не только ученика, не только иерарха Христовой Церкви, но и Самого Спасителя…

Христос ни в чем не был «виновен» перед Иудой. А значит ни государство, ни наше нецерковное общество не могут упрекнуть Церковь в том, что она в чем-то «виновата перед раскольниками», ссылаясь на известную сентенцию, гласящую, что «в любом конфликте всегда виновны обе стороны». Христос и Его апостолы были лучшими свидетелями… И в мире все равно нашлись люди, которые не захотели разделить со Христом Его жизнь и покинули евхаристическую трапезу.

И все же… И все же каждому из нас следует честно спросить себя: могу ли я назвать себя достойным свидетелем Христовой любви и дарованного Им Своей Церкви единства? Вразумить брата - это не «право», а обязанность. Не мы вразумляем. Кто мы, чтобы вразумлять? Однако, не взирая на всю нашу греховность, на всю нашу немощь - нашими устами вразумляет Христос. Поэтому мы не должны самоутверждаться в этом вразумлении, а напротив должны страдать, когда мы вразумляем. И если нас не слышат, если я приношу некое свидетельство, а другой христианин не придает этому никакого значения - мне стоит задуматься над тем, что, возможно, я оказался плохим свидетелем и не могу самоумалиться настолько, чтобы во мне было ощутимо Присутствие Христа.

- Но любовь и единение возможны лишь в свободе. Как же я могу принудить человека «находиться в единстве и любви»? Каким образом я могу «повлиять» на него, не нарушая его свободы?

- Самоумаляясь. Через самоумаление, которое есть пребывание в Христовой любви. Надо «сжаться», «потеснить» в себе самого себя, свое собственное существование и дать возможность прийти Христу… В этом как раз и заключается наша ошибка: мы пытаемся кого-то «принудить» признать свое заблуждение, обрушить на своего оппонента шквал логических доказательств и, так сказать, «заставить» его вернуться в Церковь, вернуться в пространство общения, прийти в единство... Здесь очень легко ошибиться и незаметно для самого себя впасть в гордыню, заставляя своего заблудшего собрата признать свою собственную правоту, а не правоту Христа. А мы должны просто любить и просто свидетельствовать о полноте христианской жизни. «Принуждать» и «влиять» - это не тождественные понятия. Христос никого не понуждал. Но, став человеком, из глубины нашего существования - Он оказал влияние на каждого из нас… В Его Церкви человек обретает новый образ существования. Церковь сообщает человеку новый способ бытия. И творцом этого нового модуса существования человечества является Бог, Который стал человеком. Никто тебя ни к чему не принуждает. Есть ветхий Адам и есть Адам Новый, то есть Христова Церковь. И не только моя свобода нигде не поколеблена, но напротив - она обрела глубину. Христово Воплощение, Голгофа и Воскресение, то есть все то, что мы привыкли называть «домостроительством нашего спасения» - создали новую бытийную ситуацию. Нам теперь доступна не одна только жизнь. Нам доступна жизнь безначальная: жизнь со Христом и во Христе. И в недрах этой жизни, в глубине этого нового, дарованного Христом человеку бытийного модуса и покоится последняя глубина свободы.

- Значит «внутренний аспект» - это ослабление чувства единства, ослабление догматического сознания…

- Я бы сказал не «чувства», а «переживания». Единство это не «часть существования», это его, существования, образ. А значит, здесь уместнее будет слово, которое сродни имени существительному «жизнь».

- Допустим, «переживание единства». В чем же, однако, заключается «внешний аспект», о котором Вы упомянули выше?

- Внешний аспект это вечный, мучительный «вопрос Востока и Запада»… «Автокефалия» или «автономия» - это вопрос, имеющий подчиненное, инструментарное, можно сказать, значение… Он не касается вероучения, не касается догматов или же, скажем, аскетической традиции, которая во многом определяет наш духовный опыт. Речь идет просто о более уместном способе организации церковной жизни на определенной территории. И никакого особого влияния на мистическую жизнь это не имеет… Однако прошло десять лет с момента возникновения автокефального движения и очевидным становится, что речь идет не только о каких-либо традициях Украинского Православия, которые были «преданы забвению со времени присоединения Киевской Митрополии к Русской Церкви», и даже не о вопросе национальном, а об оппозиции «Восток-Запад».

Окончился период исторического «межвременья»… Я имею в виду позднее советское время, когда у империи уже не было достаточно сил, чтобы «кровожадничать» в массовом масштабе, и государственная машина предпочла массовому террору - террор, так сказать, «индивидуальный». Распалась последняя в мире империя… Рухнула берлинская стена, а за нею и все остальные, отделяющие нас от западного мира стены… И стало очевидным, что мы «оказались на Западе», что на смену старой, нелегитимной с исторической точки зрения, цивилизационной модели - пришла новая, которую также нельзя назвать легитимной…

- Но разве марксизм - это не возникшая в контексте западного мышления идеология? Неужели советский строй в смысле исторической преемственности может быть назван более легитимным, чем существующий, - для которого, как Вы говорите, характерна западная цивилизационная модель?

- Я имел в виду нечто иное. Когда стало очевидным, что распад советской системы - дело времени, многие задавались вопросом: что же дальше? что придет на смену? И многие ожидали, что грядет религиозное возрождение, что Восточная Европа не только сама религиозно и национально возродится, но и принесет в западноевропейский мир новое, животворящее дыхание - дыхание Православия... Дыхание, которое привнесет в европейское бытие новый смысл и новые силы, способствуя тем самым религиозному возрождению и воссоединению Европы… Украина, древняя киевская земля - всегда была «ключевой точкой» европейского бытия. И здесь всегда существовал (и остается еще) огромный потенциал православного возрождения, возрождения православной цивилизации. Мы близки Западу, западная традиция присутствует здесь не извне, а изнутри. И вместе с этим, не взирая на трагический опыт унии и сильные западные влияния в богословии и церковной жизни, - Украина это страна православная, страна, религиозное возрождение которой может происходить сегодня лишь под знаком изживания западной мысли и возвращения к византийским, святоотеческим истокам. Мы расколоты. Оказавшись между Востоком и Западом, Украина претерпела трагическое внутреннее разделение в самой себе, так как наше современное единство есть опыт сосуществования двух различных религиозно-культурных универсумов: Восточной и Западной Украины. Но дело в том, что от того как сегодня определится эта «срединная», простирающаяся между двумя полярными мирами, земля - зависит и сама судьба Запада и Востока. Нищая, голодная, во всем и от всех зависящая страна тем не менее способна оказать радикальное влияние на европейскую историю уже в силу своего положения… И как ни парадоксально это может показаться нецерковному сознанию, если дальнейшее развитие этой страны будет происходить под знаком секуляризации и радикального «озападнивания» - вместе с Украиной и Востоком «проиграет» и сама живущая ныне западным духом Европа. Эпоха европейской истории, которая развивалась исключительно по «западным канонам», пришла к концу. И если христианская Европа хочет остаться Европой, и к тому же Европой христианской, она должна быть заинтересована не только во влиянии, но и самой стать объектом влияния. Влияния, которое может возникнуть лишь в том случае если Украина останется самой собой, то есть открытой Западу православной страной…

Впрочем, говорить о каком-либо влиянии сегодня не приходится. Не мы влияем, а на нас влияют. И если конец советского режима был обозначен его бессилием, то сегодня Запад практически всесилен. «Ситуация Запада» глобальна: в той или иной мере в западную цивилизацию интегрированы все православные страны… И все же, как сказал один современный богослов, «задачей современного поколения христиан является противостояние западной цивилизации». Противостоять западной цивилизации не во имя собственных интересов, а во имя Православия…

- Вы ссылаетесь на кого-то из консервативных русских богословов?

- Нет. Эти слова принадлежат греческому богослову Христосу Яннарасу, которому, напротив, «консервативные» богословы нередко оппонируют. И я почти уверен, что мои слова о нелегитимности западной цивилизации на восточной, православной территории подтвердили бы многие современные богословы. Дело не в политических антипатиях… Западная модель действительно здесь «нелегитимна» и действительно противоречит самим основам православного мировоззрения и церковности...

- Не могли бы Вы уточнить, что значит «нелегитимна»? Ведь известную новизну, а значит и известную «нелегитимность», предполагает уже сам ход истории?

- Я говорю не о статике, а об исторической преемственности, об органичности развития. Мы привыкли по-обывательски пользоваться словом «цивилизация». Мы думаем, что современная цивилизация это нечто универсальное, что единственная альтернатива западной цивилизации - это ее отсутствие, так сказать, «нецивилизованность». Но это не так. Если практически все православные страны существуют сегодня в условиях окцидентальной (западной) цивилизации, из этого еще не следует, что православная цивилизация вообще невозможна. Это лишь особенность нашей исторической эпохи. Цивилизация не сводится к сумме своих компонентов - к дому, в котором мы живем, к вещам, которыми мы пользуемся или телевидения, при помощи которого мы можем стать очевидцем события, происходящего в другой части мира. В основе цивилизации лежит мировоззрение, те или иные метафизические установки, та или иная система базисных ценностей. И если мы говорим о современной западноевропейской цивилизации, то ее генезис, по признанию современных исследователей, восходит ко времени Каролингского Ренессанса, когда в основу новой культурной базы закладывается августиновская мысль и западный образ жизни формируется под знаком трех нецерковных доминант: «правового формализма», «абсолютизированного интеллектуализма» и «утилитаристского позитивизма».

- Другими словами, Вы хотите сказать, что в основе современной цивилизации лежит неправославное мировоззрение, и поэтому она не имеет права на существование в православной стране.

- Я не думаю, что мы можем прибегать к таким выражениям как «право на существование». Христианин не должен прельщаться идеей созидания «рая на земле». Это утопия, и как любая иная утопическая идея, она, так сказать, «чревата кровью». И все же мы должны стремиться к тому, чтобы минимизировать те элементы нашей жизни, которые можно назвать неправославными. В определенном смысле «православность» это синоним «церковности». А любая цивилизация - это область Кесарева... Не все, далеко не все, что есть в нашей жизни - войдет в Царствие Небесное… Но если, скажем, в этом Царстве не будет дорожных знаков или такой чисто земной институции, как суд, то это еще не значит, что мы должны упразднить суд и дорожные знаки здесь, на земле. Ведь иначе нашу жизнь захлестнет хаос. Просто мы должны сделать так, чтобы человеческий суд был как можно более милосердным. В этом смысле и возможно говорить о той или иной степени «воцерковления» или «православности» цивилизации. Смысл цивилизации - дать человеку возможность жить, дать ему свободу от внешней среды, от насилия, от хаоса. Но она не должна заслонять собою Присутствия. Она не должна поглощать собой человеческое существование. Свобода, которую дает нам цивилизация, не должна быть иллюзорной. Важно, чтобы человек чувствовал себя свободным и от цивилизации.

- И вы думаете, что восточная цивилизационная модель такую свободу человеку дает?

- Именно. Только я предпочел бы говорить не о «восточной», а о «православной» модели. Сегодня только ленивый не пишет о «западной и восточной ментальности», об отличии двух созерцательных установок - западной, выражающей себя в «горизонтальном», социальном действии, в оформлении и усовершенствовании мира и восточной: созерцательной, направленной «перпендикулярно» миру и сосредоточенной на Богосозерцании. И надо признать, эти высказывания, в той или иной мере правомерны. Запад, действительно, расположен к действию, а Восток, действительно, расположен к созерцанию. Но Православие это не только Восток, не только «восточная ментальность». Православие - это сама, обретшая историческую плоть, Истина. Мы верим, что именно в православном предании, в православной догматической системе - окрыленная благодатью мысль может видеть «как Он есть» и Сам Первообраз и его отражение - человека. Наше глубинное отличие от западного мировоззрения не в той или иной «ментальности», которая суть производное, вторичное, а в понятии личности. Западноевропейское, латинское сознание склонно к схоластическому (рациональному) представлению о Боге как о Сущности... Божие Самооткровение «Аз есмь Сущий» воспринимается в этой традиции как откровение прежде всего природное. Истоки этого мировоззрения в догматическом нововведении Запада - догмате Filioque, который подчеркивает во внутрибожественном бытии единство природы в ущерб Троичности, в ущерб реальному различению Лиц, ибо утверждение того, что Дух исходит от Отца и Сына как единого (сущностного) начала «возможно лишь при допущении отнологического первенства Сущности перед Ипостасями в Божественном Бытии» (а именно в этом принижении личностного начала, по слову Владимира Лосского, «и заключается основной порок филиоквистической богословской спекуляции»). Восточное же умозрение избирает иной путь и, смиренно умолкнув в преддверии тайны, - обнаруживает реальность личностного Бога. Реальность, которая не может быть постигнута ни в рамках «платоновского и аристотелевского противопоставления абстрактного и конкретного», ни в рамках античного мышления вообще… Так, «согласно каппадокийцам, ипостась не может быть сведена ни к понятию “особенного”, ни к понятию “отношения”. Ипостась - не производное от природы, но то, в чем природа существует, самый принцип ее существования» (прот. Иоанн Мейендорф). Отсюда и свойственный восточному богословию (и восточной жизни вообще) акцент на личностном. Общение между Богом и человеком в православной традиции суть общение личностное… В бытии человека отображена тайна Троичности… В его бытии есть «нечто» неподдающееся никакому определению, есть некая таинственная, ускользающая от всяческого определения сообразность Богу… Все мы единосущны друг другу, имеем одну и ту же природу. И вместе с тем все мы друг от друга отличаемся, являемся различными личностями. Таким образом, человечество и единосущно и многоипостасно. И именно в этом строе человеческой жизни и проявляется сообразность человека Богу.

- Позвольте, но разве западное христианство отрицает единосущие человечества и то, что каждый из нас является личностью?

- Нет. Дело не в теоретическом отрицании, которого там, конечно же, нет. Я говорю об ином - о том, что в силу неких догматических причин понятие личности там сведено к чему-то вторичному. Я не думаю, что здесь уместно подробно об этом говорить. Мы отклоняемся от нашей темы. Повторюсь лишь, что истоки таковой антропологии лежат в западном догмате об исхождении Духа Святого «от Отца и Сына», то есть в догмате Filioque. Рациональное представление о Боге - неминуемо ведет и к рациональному представлению о человеке. Человеческое существование подменено некой абстракцией: понятие, вместо того, чтобы быть путеводителем к бытию, его подменяет. Из этого представления о человеке и родилась западная цивилизация…

- Мы возвращаемся к теме нашего разговора - к западной цивилизации и Украине, в которой сейчас эта цивилизация утверждается. Однако, как мне помнится, разговор о цивилизации зашел у нас в контексте украинской автокефалии. Признаюсь, мне еще не вполне понятно, в какой связи находятся эти два явления - споры об автокефалии и западная цивилизационная модель. К тому же, как мы видим, эти споры ведутся не между учеными, а между простыми христианами.

- Вы правы, дискуссия и противостояние ведутся сегодня не между богословами или культурологами, а между простыми верующими. Но это не значит, что в основе этого конфликта не лежат богословские или культурологические вопросы. Ведь цивилизация это не какая-то «выспренняя», отделенная от нашего обыденного существования сфера. Напротив, нет ничего более «обыденного», чем цивилизация. А значит, нельзя говорить о том, что мнение «обычного человека» здесь, так сказать, некомпетентно. Дело не в том, какова «теоретическая подготовка» христианина: знает ли он, что такое «апофатика» и «катафатика», осознает ли в полной мере содержание понятий «усия» и «ипостась». Важно, что каждый христианин, пребывающий в общении с Кафолической Церковью и не отторгающий себя от нее в грехе, опытно знает, что значит «пребывать в Христовой любви», пребывать в несказанном единстве с Богом. И было бы ошибочным думать, что этот христианин не чувствует, что значит цивилизация, оставляющая человека свободным, и что значит цивилизация, которая осмысливает его бытие в сугубо рациональных категориях и искрадывает тем самым у него самое глубинное измерение его свободы - личностность…

- Но разве не на Западе, о котором Вы только что выразились, что он якобы отнимает у человека свободу, родилась идея суверенных прав индивида? И разве Византия или Российская империя могут быть названы свободными обществами, где уважительно относились к личной и национальной свободе?

- Действительно, Запад в ходе своего развития пришел к идее «прав человека». Но это еще не значит, что в созданной им цивилизации человеку предоставляется свобода - свобода в глубинном смысле слова. Запад трактует человека как субъект социума, субъект социальных отношений. Поэтому и та свобода, которую предоставляет человеку западная цивилизация суть свобода внешняя.

- А о какой еще свободе может идти речь? Разве «свобода внутренняя» - не от одного лишь Бога?

- Речь идет не о предоставлении этой свободы. Она действительно от Бога, и дать ее человеку цивилизация не способна. Но, к сожалению, предоставляя внешние права, западная цивилизация внутренне человека порабощает. Она не нуждается в нем как в личности, не нуждается в его творчестве, не воспринимает его как абсолютно уникальное, неповторимое бытие. Напротив, человек в этом - противоестественном - строе жизни воспринимается только как часть общего, как часть социального организма. В западной цивилизации, особенно в современной цивилизации, которая является цивилизацией преимущественно атеистической, отсутствуют какая-либо вертикальная «система соотношений». Человеческое существование осмысливается не в соотнесении с горним, а в соотнесении с дольним. Запад взирает на человека с одной лишь точки зрения - с точки зрения человека, а вернее и не человека даже, а мира.

- Но вправе ли мы утверждать, что человеку доступна иная «точка зрения»?

- Да, религиозный человек превосходит самого себя. В акте любви человек исступает из себя, перестает быть «только человеком». И становится богом, богом по благодати. Христианин - тварь «двухприродная», он обладает и присущей ему по рождению природой человеческой и природой божественной - благодатью, которую приносит ему дыхание Духа Святого. И когда человек исходит из самого себя, из своего опыта, из своих мыслей и чувствований навстречу Невечернему Свету, в Котором приходит в сердце человека Бог, человек обретает иную «точку зрения». И с этой новой, благодатной, «точки зрения» он видит свое существование уже по-иному. Он видит в глубине своего собственного существования таинственное Присутствие. И все бытие человека в свете этого Присутствия видится уже иначе.

- Другими словами, если Восток отчасти ограничивает свободу внешнюю, но предоставляет личности свободу внутреннюю, Запад, напротив, в свободе внешней как бы «срастворяет» свободу внутреннюю?

- «Человек загадка богословия», сказал как-то великий Фотий. И здесь православное сознание «почитает неведомое - молчанием»: в известном смысле, Восток о человеке «молчит»: мы не говорим «человек суть то или иное…», но говорим: «человек есмь, но как он есмь суть тайна»… В этом и заключается залог свободы, возможность свободного существования. Действительно, исторические судьбы Византии или России показывают, что здесь нередко царил деспотизм и человек был внешне угнетен, лишен определенных прав. Было бы несправедливым об этом забывать и совсем несправедливо было бы это внешнее ограничение свободы человека оправдывать. Но ведь на Востоке «легче дышится», легче «быть самим собой». И это знает каждый, кто хоть какое-то время прожил на Западе. Человек, живущий на Западе, одинок. Ему не кому рассказать о своей боли. Его не хотят слышать… «Твои дела в порядке?» - улыбаясь, спрашивают друг друга западные люди. И если бы вы ответили «нет», вы бы чувствовали себя нарушителем социального этикета. Свое страдание, свое несчастье там принято «держать в себе». Духовный опыт не просто вытеснен на Западе на периферию человеческого существования. Тут пытаются ныне избавиться не только от «памяти смертной» - из человеческого существования пытаются вытеснить саму смерть, сам процесс умирания с его глубинным уничижением человеческого духа и очищающим человеческую душу страданием… «Эвтаназия» - вот что предлагается ныне вместо смерти. Мир не выпускает человека даже там, где он уже из него «вываливается», даже в смерти нас хотят сделать от мира зависимыми... Что же является тем пространством, в котором существует сегодня человек Запада (отчасти уже и Востока)? Это культура. Религиозный опыт - вытеснен опытом культурным. На вопрос «что есть человек?» отвечают ныне из опыта культурного. Есть ли здесь место тайне? Живет ли этот человек пред лицом Божиим? Свободен ли этот человек? Если мы обратимся к современной культуре, то увидим: человек сведен здесь к своей социальной проекции. А истоки этого - в тех метафизических установках, которые лежат в основе западной цивилизации. Понятие личности тождественно отношению, в котором она пребывает по отношению к иной личности - вот откуда происходит тенденция к подмене личностной жизни «социальной проекцией»… Ведь западная культура пришла к таким устрашающим антропологическим «выводам» не самостоятельно. Она шла вслед за теологией…

- И если теология может представляться современному человеку суммой неких абстракций, то этого не скажешь о культуре, жить в пространстве которой обречен каждый из нас…

- Абсолютно верно. Хотим мы того или нет, но мы живем не в культурном вакууме, а в конкретной культурной ситуации. А эта культурная ситуация в свою очередь рождается не из вакуума, а из нашего мироощущения, ибо культура всегда суть объективизация - объективизация состояния нашего духа.

- Да, но тогда неправославная культурная ситуация для человека с православным мировоззрением…

- Суть ситуация «культурной шизофрении», когда человеческое существование как бы раздваивается между «внутренним человеком», который живет религиозным опытом, и человеком «внешним», живущим в ситуации культуры... Культура, в которой мы живем - неправославна. И более того ? она является «плотью» иного миросозерцания, миросозерцания, которое Православию предельно чуждо...

- И именно этого, по Вашему мнению, боятся люди, которые протестуют против поместности Украинской Церкви?

- В начале нашего разговора я заметил, что в основе церковного разделения лежит оппозиция «Восток-Запад». Это не значит, что христиане, не желающие чтобы Украинской Православной Церкви был предоставлен статус Церкви Поместной, боятся именно Запада - они могут бояться и так называемой «филаретовщины». Но до тех пор, пока автокефальное движение будет оставаться верным могилянской концепции «восточной веры и западной культуры», идея поместности на Восточной Украине будет восприниматься как нечто чужеродное. Автокефальное движение родилось на Западной Украине и впитало в себя соответствующие настроения. Автокефалия здесь мыслится не как способ организации церковной жизни, а как «бегство от Москвы». На Востоке же «бежать от Москвы» православные не хотят. Напротив, в молитвенном единстве с Русской Православной Церковью, в пребывании под омофором Московского Патриарха, здесь видят залог того, что «западный ветр» не проникнет в церковные стены... «Автокефалисты это скрытые униаты», - говорят не очень сведущие в церковных вопросах люди. И за этим стоит боязнь Запада, боязнь окцидентальной цивилизации, неким обобщением которой почему-то (и, надо сказать, сегодня уже несправедливо) выступает католицизм. С большей или меньшей степенью осознанности значительная часть наших сограждан не приемлет «западного выбора» Украины. И это неприятие невозможно свести лишь к политическому моменту - к сильным прокоммунистическим тенденциям на Восточной Украине. Не приемлют скорее саму цивилизацию, саму западную культуру.

- Но разве можно не принимать западную культуру и ходить в западной одежде, смотреть западные фильмы, а отчасти и вести себя на западный манер?

- Думаю, что да. И более того, мне кажется, что в такой ситуации неприятие Запада может парадоксальным образом носить еще более жесткий характер.

- И вы думаете, что выход в том, чтобы выработать модель, которая бы удовлетворила как Западную, так и Восточную Украину?

- Я не вижу иного реального выхода из ситуации, кроме долгого, кропотливого труда по воцерковлению культуры и актуализации восточных, православных начал в украинской цивилизационной модели. «Православная вера и православная культура» - вот единственная концепция, которая может объединить православный Запад и Восток Украины. Если же поместность Украинской Церкви будет инструментом «озападнивания», то она обречена на регионализм: на востоке и юге Украины в этом случае этой поместности будут ожесточенно противиться…

- Но ведь Украина все дальше «уходит» на Запад. Разве не логично предположить, что в связи с этим «озападниванием» она будет постепенно выпадать из зоны притяжения Русского Православия?

- Такая вероятность существует, и видимо аналитики Киевского Патриархата на это и рассчитывают. Но ведь западная культура, которая действительно неумолимо распространяется на Восток, носит далеко не православный характер. Она свидетельствует о другом опыте: атеизм, агностицизм, либеральный протестантизм - вот к чему тяготеет современная западная культура. Почему же мы должны предположить, что в результате окцидентальной «культурной революции» в Украине успех гарантирован именно автокефальному православному движению, а не атеистическим (агностическим) настроениям либо протестантизму.

- Так что же, Вы считаете, что для блага Украинского Православия нам необходимо совместно с Россией и другими славянскими странами укрыться от западной цивилизации за «китайской стеной».

- Я знаю, что со мной многие не согласятся. Но мне кажется, развитие церковной жизни на Украине рано или поздно приведет к возникновению новой Поместной Церкви. Вопрос лишь в том, когда и каким образом это произойдет, - и вопрос этот совсем не праздный, поскольку от ответа на него зависит то, как повлияет приобретение нашей Церковью нового канонического статуса на Православие в целом. Что же касается высказанного Вами опасения изоляционизма, то в современном мире это практически невозможно. В мире, в котором существует Internet, отгородиться от чего-либо «китайской стеной» не представляется возможным. И в этом новом, информационном, мире существуют совершенно иные законы. Возьмем, к примеру, официальную страницу УПЦ «Православие в Украине». Посетите этот сайт и обратите внимание на ссылки в разделе «ресурсы» - вы убедитесь, что ознакомившись с материалами, помещенными на интернет-странице УПЦ, вы можете перейти на любой другой христианский сайт - будь то УАПЦ, «Истинно-Православная Церковь» либо вообще инославные. Я думаю, этот подход вполне оправдан. Мы не ставим знак тождества между расколом и кафолическим опытом, не пытаемся в угоду времени скрыть тот факт, что между нашей верой и западным христианством существуют глубинные различия. Но мы открыты христианскому миру и не имеем ничего против того, чтобы человек, посетивший наш сайт, ознакомился с информацией о жизни иных Церквей… Не принимать что-либо не значит не сопереживать, не разделять трагедии западного мира. Поэтому я думаю, что нам следует оставаться собою и быть открытыми иному. «Быть собой» не означает не видеть никого кроме себя самого. Но «быть открытым иному» - это не значит предавать забвению собственную церковную традицию. Думается, здесь уместна аналогия со средневековым городом. Чем были для средневекового человека городские стены, что они символизировали? Изоляционизм? Отказ от любви и участия к тем, кто не являлся его согражданами? Нет, городские стены как бы завершали человеческое бытие, делая место его обитания - «ойкуменой», «огражденным» пространством, то есть отобразом града Небесного. Стены не только «отделяли»… Они еще делали человеческое существование целокупным, откуда, между прочим, семантическая параллель между стенами христианского града и девством, которое очень точно определяется церковным языком как «целомудрие»… «Строительство града», тяжелая каждодневная работа по воцерковлению жизни и культуры, обретение внутренней целостности через преодоление западных влияний - вот как, мне кажется, можно определить задачу, которая стоит перед Украинской Церковью.

- Но ведь Россия - это не Запад, это Восток, а, следовательно, исходя из Вашей логики, наши с нею стены должны быть общими ...

- И все же православная цивилизация существует, вероятно, ныне лишь в одном единственном месте, где вообще сведена к минимуму цивилизация - на Святой Горе Афон. Давайте попробуем употреблять эти понятия - я имею в виду понятия «Восток» и «Запад» - не отрывая их от религиозного содержания, то есть говорить о Православии и инославном Западе. Украина и Россия - это православные страны. И любая политика по отношению к России, которая не будет исходить из этой глобальной предпосылки, обречена на провал. Но проблема кризиса православного мира не сводима к оппозиции «Украина-Россия». Современные церковные нестроения, в том числе и в Украине, показывают, что их причина в отсутствии «православной ойкумены», в том, что не только Украина и Россия, но и все остальные православные страны живут сегодня «сами по себе», не осознавая, что таковое положение ненормально и ведет к величайшему историческому умалению Православия. В чем причина современных конфликтов, и что вообще разделяет сегодня православных? Дело в том, что мы замкнулись в своих религиозно-национальных мирах и не хотим знать, что есть Православие как целое. Парадоксально, но православный, восточный мир разделяют сегодня чисто западные идеи, к примеру тот же «секулярный национализм», омрачивший европейское сознание со времен так называемой великой французской революции. Национализм - это грех, и в этом смысле нет необходимости указывать на его западное происхождение. И все же в контексте православного мировоззрения современный, торжествующий в мире национализм есть явление чуждое и привнесенное извне… Думается проблему необходимо рассматривать на ином, более масштабном уровне, чем уровень современного конфликта политических элит и национальных интересов восточнославянских стран. Православный мир вообще не существует сегодня как целое. Крушение коммунизма и церковное возрождение, начатки которого явственны ныне во многих постсоветских странах, до сих пор не привели к какой-либо форме самоорганизации православного мира. «Общих», придающих его бытию целостность и завершенность, «стен» у православного мира сегодня нет, и нам, как некогда Спасителю, просто «негде приклонить голову», так как западная цивилизация является обителью иного духа и иного самосознания… Другими словами, я думаю, что прежде чем пытаться уврачевать существующий конфликт национальных интересов необходимо осмыслить, что есть Православие как целое.

- И все же Вы не ответили на вопрос о взаимоотношениях с Россией. А ведь именно в России сегодня ощутимо возрождение православного мировоззрения и православной культуры.

- Безусловно. Но ведь Россия и Украина это все же не одно и то же. Украина - это отдельный национальный универсум. Здесь иное небо, иная поэтика, иное мироощущение... Россия близка нам... И этого не стоит стыдиться. От России не нужно “убегать”... Однако, если мы признаем, что Украина - это не Россия, а нечто иное, если мы признаем, что у нее иная историческая судьба, то мы не сможем более утверждать, что вместо творческой, ответственной позиции, вместо воцерковления культуры собственной, нам просто необходимо жить в пространстве культуры российской. Я понимаю, что многие православные люди, между прочим, и западные, живут в пространстве русской культуры, живут, собеседуя Достоевскому, Пушкину, Чехову. И все же задача воцерковления стоит перед каждой культурой. И мы не можем отказаться от украинской культуры на том основании, что она «не достаточна православна». Любая национальная культура не может быть православной a priori, воцерковленность культуры это не данность, а состояние. Состояние, которое достигается лишь через подвиг культурной элиты, формирующей эту культуру. И если наша интеллигенция отказывается от этого подвига, если она утверждает, что этот крест «слишком тяжел» - значит недостаточно православны мы сами, а не украинская культура.

- Кроме того и церковная ситуация в Украине иная...

- Верно, Россия не находится в такой трагической ситуации, когда Православие разделено на три конфессии. И в России нет униатской проблемы, как у нас, когда Православие в Западной Украине оказывается в ситуации постоянного идейного противостояния Греко-Католической Церкви... Мы не можем укрыться от Запада за «китайской стеной», хотя бы потому, что Запад уже давно существует на нашей собственной территории. В том то и дело, что здесь иная церковная и культурная ситуация и иные церковные и культурные традиции... Поэтому, благодарно и со смирением принимая все то, что может дать нам сегодня Русское Православие, мы должны самостоятельно обустраивать свою церковную жизнь и выработать свою собственную православную модель культурного и цивилизационного развития... Быть самим собой - это не значит быть врагом кого-либо. И если Украина рано или поздно придет к тому, чтобы обустроить свою церковную жизнь на началах поместности, это не значит, что мы должны дистанциироваться от тех процессов возрождения православной богословской мысли и православной культуры, которые происходят сейчас в России. «Независимость» - это все же выражение в церковной сфере не вполне уместное. Мы зависимы от Христа, Который собрал нас в единое Тело - Святую Церковь. Мы зависимы от Духа, Который преподает нам благодать. И мы зависимы от своих собратьев - от тех, кто принадлежит к тому же Телу и напоен тем же Духом. Славяне склоны рассматривать автокефалию как своего рода «завершение» национального бытия. Патриархат видится нами как некий заключительный аккорд национального «само-стояния», как символ прежде всего национальный... Однако это не совсем так. К истине очевидно ближе византийский подход, когда акцент делали на ином: на том насколько древни традиции христианства на этой территории, освящена ли она апостольской проповедью, какова заслуга этой Церкви в деле утверждения правоверия и благочестия... Такая позиция, мне кажется, более церковна. И она более созвучна идее «территориальности», на которой делает акцент Православие, да и вообще церковная древность. Слово «поместность» происходит от «места», от «территории», а не от «нации». Это немаловажно. В Новом Завете Бог спасает не тот или иной народ, а ту или иную личность... И церковные традиции Украины - в известном смысле традиции именно «территориальные», «поместные»... Национализация Церкви, как в России, так и в Украине - это уже более позднее явление. Киевские церковные традиции восходят к Киевскому Христианству, а не к могилянской эпохе, когда украинское церковное сознание развивалось под знаком латинских влияний. И если мы действительно хотим продвинуться в деле церковного единения, мы должны «проторгнуться» за могилянскую эпоху к Киевскому Христианству, которое может воистину считаться «золотым веком» Православия на этой земле. Украине необходима универсальная, бесспорная и для Запада и для Востока, модель церковности. А этот универсализм мы можем найти лишь в византинизме Киевской Руси, в Киевском Христианстве... Утверждение поместности Украинской Церкви не может быть неким «оружием», которым будет «сражена» Россия или те церковные силы, которые ориентированы сегодня на Россию. Церковь это не место, где христианину надлежит побеждать своего собрата... И славянским Церквям есть смысл присмотреться к византийскому опыту, где вследствие своей древности и значения в церковной истории статус автономной Церкви имеет Свято-Екатериненский монастырь на Горе Синай, а уроженец Греции не видит в Синайской Архиепископии какой-то «иной» Церкви... Греческое Православие, так сказать, «полипатриархально». И я не думаю, что это вредит развитию церковной жизни или богословской мысли. Ведь их объединяет византинизм... Греческое Православие полифонично, многоголосие здесь не приводит к хаосу, так как существует общая тема, общая устремленность и голос каждого одновременно и самостоятелен и зависим. Зависим и от общего звучания и от иного голоса, без которого это общее звучание невозможно... Так и нам необходимо найти общую тему, общую модель церковности, в которой мог бы обнаружить «свою» заветную правду каждый...

- Быть может именно в этом и состоит роль Вселенского Патриарха?...

- Парадоксально, что Вселенский Патриарх, который веками был выразителем именно «восточного» мировоззрения, действует ныне скорее как «западный», а не «восточный» человек. Я не имею полной информации и не могу поэтому говорить сегодня более определенно. Но если принять во внимание, что Патриархия до сих пор не дезавуировала заявления лидеров схизматических церковных групп и парламентариев, посетивших недавно Фанар, можно придти к выводу, что Константинополь действительно готов вмешаться в дела нашей Церкви и склоняется ныне скорее к политическому, чем экклезиологическому решению проблемы. Перед нами опять-таки все то же, поразившее православное сознание административное осмысление церковного единства. Ведь раскол - это не только «отсутствие канонического признания». Это определенное духовное состояние. Раскол - это некий, противоположный тринитарному (сообщаемому человеку в Церкви) модус бытия. Следовательно, когда мы говорим об «уврачевании раскола» (а я бы хотел напомнить, что именно с такой просьбой обратился к Его Всесвятости Варфоломею Филарет), речь идет не о каком-то юридическом акте, не об «официальном признании», а о реальном изменении модуса бытия.

- Другими словами, Вы хотите сказать, что «реальное изменение модуса бытия» для тех, кто находится в расколе, возможно лишь через принесение покаяния?

- Абсолютно верно. Реально изменить способ бытия возможно лишь через покаяние и примирение, то есть через деяние сугубо внутреннее, а не внешнее. Когда же вместо принесения покаяния в грехе раскола предлагается принести покаяние «за самовольный отход от Константинопольской кафедры» - как это сделал последний собор УАПЦ - экклезиологическая логика извращается, а покаяние превращается в какую-то «военную хитрость», прибегнув к которой можно выиграть сражение со своим «конфессиональным противником». Покаяться же, напротив, значит изжить из себя эту экзистенциальную реальность. У того, кто покаялся, такого «противника» просто нет. Да и вообще, здесь необходимо личное обращение. Необходимо, чтобы человек прошел сквозь сомнение, чтобы он преодолел самого себя, избавился от своей греховной «тени»… И уже тот факт, что каяться в грехе своих предшественников легко, что в этом покаянии душа не страдает, не молит о пощаде, не пытается в последнюю минуту «сбежать» - свидетельствует о том, что «эпицентр греха» здесь избран неправильно… Церковь это не «единство позиций и интересов». Церковь - это жизнь в Святом Духе, единство по образу бытия Пресвятой Троицы, единство Тела, множество членов которого живут одной и той же жизнью… И с каким бы сочувствием не относилась церковная иерархия к своим отделившимся собратьям, как бы не желала она вновь обрести общение с теми, кто в силу каких-либо причин оказался вне общения с полнотой Церкви - радикально изменить ситуацию может лишь тот, к кому обращено это сочувствие. Если бы обретение церковного единства было бы возможно через какие-то внешние деяния, тогда бы позиция Украинской Православной Церкви действительно была бы деструктивной. Но ведь дело не в том, что наш Предстоятель и епископат «обиделись» на Филарета и ждут теперь «сатисфакции» в виде его отставки и «публичного унижения» тех, кто находился с ним в общении молитв. Это чисто политическое видение проблемы и тот, кто его обнаруживает, не понимает самих основ православного учения о Церкви…

Представим себе такую ситуацию - наша Церковь радикально изменяет позицию, «извиняя» всех, кто находится сейчас в расколе и предлагает им подойти к Святой Чаше, дабы засвидетельствовать наше единство. Смогут ли эти люди (люди образ бытия которых еще не изменен) достойно, «не в суд или во осуждение» причаститься Святых Тайн? И будет ли это внешнее, не имеющее глубинных оснований единство выражением и осуществлением того единства, о котором свидетельствует все православное Предание? Ведь евхаристическое общение - это вершина, это единство совершенное, единство, в котором мы видим отблеск единства троичного… Так можем ли мы здесь хоть сколько-нибудь лгать? В праве ли мы хоть как-то поставить под вопрос бытийственную полноту этого единства? В каноническом праве существует такое понятие - икономия. И икономия суть дело сострадательной любви. Прибегая к икономии, Церковь идет на нарушение какого-либо канонического предписания, дабы облегчить приход ко Христу для его нарушителя. Но каноны существуют не сами по себе - они выражают догматическое учение Церкви. Поэтому принцип икономии не может покрывать все и вся. Выражать догматическое учение Церкви - значит быть свидетелем, в данном случае свидетелем непостижимой нашему уму тайны Троичного единства, которая отображена в бытии Церкви. Возможно ли в свете сказанного требовать от Церкви, чтобы она назвала бытийное разобщение - «единством»?

Уврачевание можно познать по плоду: врач ис-целяет, приводит к целокупному бытию. Но о каком исцелении и уврачевании раскола в Украине может идти речь, если в результате этого «уврачевания» может возникнуть раскол более масштабный? Позиция Украинской Православной Церкви в этом вопросе, как ни парадоксально это покажется для многих, обусловлена не защитой собственных «конфессиональных» интересов, а глубокой богословской позицией. Ведь богословие - это не сумма абстрактных положений, а выстраданный Церковью в веках опыт Богообщения. Поэтому, когда Блаженнейший Митрополит Владимир говорит о покаянии, как о предусловии для дальнейшего молитвенного общения - он приносит некое богословское свидетельство о том, что есть церковное единство. Да и какой смысл, прибегать для уврачевания раскола в Украине к грубому нарушению канонов, если, в конце концов, это все равно не привнесет в нашу церковную жизнь единство и гармонию, а вызовет лишь «кризис или даже раскол в православном мире, который по своим последствиям может напомнить церковную трагедию 1054 года», как и заявил об этом епископат УПЦ в своем обращении к Константинопольскому патриарху?

Поэтому мне кажется, что роль Вселенского Патриарха в деле обретения церковного единства в Украине должна заключаться не в тех или иных «дипломатических» действиях, а в догматическом свидетельстве - свидетельстве о том, что есть это самое церковное единство. Мы столкнулись сегодня не с одной лишь канонической проблемой. Раскол в Украине произошел не оттого, что «каноны Православной Церкви не предусматривают канонического механизма провозглашения автокефалии». Перед нами прежде всего проблема богословская: раскол произошел, так как для многих христиан национальное чувство стало более конкретной, экзистенциально переживаемой реальностью, чем церковное единство. И его можно преодолеть лишь через богословское свидетельство церковной полноты и «изменения ума» тех, кто по каким-либо причинам от нее отошел. Вернуться к церковному единству можно лишь осознав, что оно выражает собою таинство Троичного бытия… Если же существующий раскол не будет изжит изнутри, а преодолен какими-либо внешними, административными мерами, то кратковременный и иллюзорный церковный мир будет лишь прелюдией к новым, уже более масштабным церковным нестроениям.

- Вы имеете в виду, возможный церковный конфликт между Константинополем и Русской Церковью?

- Слово «конфликт» не совсем уместно. Конфликт это скорее столкновение интересов, а нам здесь угрожает несравненно более трагичная ситуация - прекращение евхаристического общения и практическое разделением Вселенского Православия на две противостоящие друг другу части: греческую и славянскую. Хотя мне лично трудно представить себе, чтобы в случае признания Филарета и его иерархии Константинополем, это решение было бы одобрено, скажем, такой авторитетной и древней кафедрой как Иерусалимская, либо Грузинской Церковью, которая также как и Иерусалимский Патриархат серьезно озабочена экуменистической политикой Константинополя. Во Вселенском Православии есть сегодня серьезные разномыслия по ряду церковных вопросов, в том числе и по вопросу об отношению к инославию. И этот вопрос уже разделил сам греческий православный мир, где существуют довольно многочисленные схизматические группы, так называемых «старостильников» - раскола, который был вызван попыткой константинопольских иерархов найти общий язык с западным христианством, и в частности - введением нового стиля. По этой же причине - различному отношении к инославию, и, прежде всего, к католицизму - существует ныне известное противостояние между Константинополем и Элладской Православной Церковью, иерархия которой более сдержано относится к экуменической деятельности. Осознаем ли мы до конца, что может произойти, если будет прервано евхаристическое общение между Русской Церковью и Константинополем, которые являются сегодня двумя «полюсами притяжения» и выразителями двух различных подходов к ряду насущных богословских вопросов? Можем ли мы быть уверены, что это вообще не будет началом долголетнего и трудноизлечимого церковного разделения, которое ввергнет Православие в столетия внешнего, «исторического умаления» - период расколов и ересей? Я понимаю, что многие православные христиане в Украине, искренне желая православного возрождения, считают, что путь к таковому может пролегать лишь через обретение статуса поместности для Украинской Церкви. Но вся история Церкви свидетельствует о том, что нарушение кафоличности, отход от благодатного многоголосия всегда ведет к трагическим нестроениям… Вспомним сравнительно недавнюю церковную историю: обновленческий раскол в России был признан Константинополем, признан также, как и «лишение» обновленцами священного сана св. Патриарха Тихона, о чем «зло-радно», радуясь злу, писали советские газеты. Но принесло ли это «юридическое», формально лишь существующее признание, «высшего авторитета Вселенского Православия», церковный мир для России и авторитет для самого Константинополя? Нет, это признание ничего, кроме позора для Церкви, не принесло и со временем о нем, как об историческом курьезе, вспоминают одни лишь церковные историки… «Признание» - это не нормативный акт, а выражение совершившегося в реальной жизни Церкви. Каноническое признание не создает единства, а служит его выражением, ибо в основе церковной жизни лежат не юридические нормы, а таинственная, благодатная жизнь… Поэтому говорить о каком-либо «каноническом признании» Киевского Патриархата - значит просто подменять понятия и называть вещи, чужими, не свойственными им, именами. «Первенство чести» еще не простирает канонической власти Вселенского Патриархата на иные Поместные Церкви. Следовательно, любое вмешательство Константинополя в дела нашей Церкви может быть определено с помощью иного имени прилагательного: «неканоническое». И дело не в том, что поступая таким образом, Святейший Патриарх Варфоломей нарушает некие предписания канонического права. Опасность заключается в ином: в «легализации» греха, в попытке привнести в Церковь модус бытия, который ей предельно чужд.

Вспомним, какие планы строил глава Киевского Патриархата еще сравнительно недавно, когда говорил об уместности существования во Вселенском Православии «двух самодостаточных семей Православных Церквей». Тогда высокий сан Вселенского Патриарха для него не значил ничего, и в своем выступлении в Америке (Клифтон, 14-го ноября 1998 г.) он говорил о том, что «признание» или «непризнание» Константинополя не имеет для него существенного значения, так как в любом украинском сельском храме за Литургией молится большее число верующих, чем в полупустых храмах Константинополя. Теперь ситуация изменилась, и, упоминая Вселенского Патриарха, он уже именует его «Всесвятейшим» и «константинопольским», а не «турецким», как он это позволял себе ранее. Но можно ли утверждать, что позиция Филарета теперь стала иной? Опроверг ли он озвученную им ранее еретическую концепцию «двух семей»? Покаялся ли он в том, что творил ранее? Нет, просто этот способ давления на кафолическую Церковь уже устарел, и сегодня он прибегает к другой богословской фальсификации, пытаясь навязать Церкви свою позицию уже не при помощи мировой схизмы, а через мнимое «признание» Константинополя. Но вдумаемся: как первое, так и второе - ни что иное, как шантаж и попытка перенести раскол из Украины в мировое Православие. Вселенская схизма - вот что ждет Вселенское Православие, если на Украине наступит «Варфоломеевская ночь», когда Филарет и его иерархия будут приняты в общение Константинополем без принесения покаяния и примирения со всей церковной полнотой. Любой вопрос в Церкви должен рассматриваться прежде всего с точки зрения богословской. И если сегодня эта точка зрения в угоду интересам различных церковных групп будет проигнорирована, то последствия наших ошибок могут превзойти все ожидания. Разделение - это трагедия. Но преодолеть ее можно лишь на уровне образа бытия…

Киев, 8-го января 2001 г.

[an error occurred while processing this directive]

Украинская баннерная сеть
Написать письмо ->

Дизайн  © Православное сетевое братство "Русское Воскресение"